Всероссийский аналитический журнал для профессионалов индустрии продовольcтвия С нами ваши инвестиции
станут эффективными!
Обложка №2 за 2019 год

О НАЦИОНАЛЬНЫХ ЦЕЛЯХ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ПРОЕКТАХ

Рустам ГУМЕРОВ, К.э.н., доцент, ИМЭИ К 2025 году экспорт продукции АПК должен обеспечить 18% общего экспорта несырьевых неэнергетических товаров. Однако реалистичность и достижимость поставленной цели в столь значимых масштабах вызывает сомнения.

В мае 2018 года Президент Российской Федерации Владимир Путин подписал указ «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года», в котором были сформулированы национальные цели развития Российской Федерации на ближайшие шесть лет, с одновременным поручением Правительству Российской Федерации разработать 12 национальных проектов (программ), обеспечивающих достижение поставленных целей. Поручением Председателя Правительства Российской Федерации Дмитрия Медведева была поставлена задача интегрировать национальные проекты (программы) в существующую конструкцию программно-целевого управления, конкретно — в государственные программы Российской Федерации, имея в виду формирование единого документа стратегического и бюджетного планирования.

Бухгалтерский метод

Такова предыстория. А дальше начинается та самая история, о которой писал Козьма Петрович Прутков в своем «Проекте: о введении единомыслия в России», впервые опубликованном в 1863 году: «Правительство нередко таит свои цели из-за высших государственных соображений, недоступных пониманию большинства. Оно нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собою. Но это лишь кажется! Они всегда взаимно соединены секретными шолнерами единой государственной идеи, единого государственного плана; и план этот поразил бы ум своею громадностью и своими последствиями! Он открывается в неотвратимых результатах истории. Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история? Как ему обсуждать правительственные мероприятия, не владея ключом их взаимной связи? <...> Где подданному уразуметь все эти причины, поводы, соображения; разные виды, с одной стороны, и усмотрения, с другой?! Никогда не понять ему их, если само правительство не даст ему благодетельных указаний».

Согласимся, поставленные цели соответствуют большим вызовам, с которыми столкнулась не только Россия, но и весь мир. Природа этих новых глобальных вызовов такова — и это признается всем миром,— что они не могут быть решены или реализованы исключительно за счет увеличения ресурсов, требуется нахождение нетривиальных, ранее не использовавшихся возможностей и механизмов. У нас же правительство, как водится, применив проверенный бухгалтерский метод решения стратегических задач, принялось выискивать новые источники бюджетных доходов и экономии бюджетных расходов и, облегченно вздохнув, рапортовало, что необходимые деньги найдены. Из последних новаций отметим повышение ставки НДС, конфискационную пенсионную реформу, «мусорную» реформу.

Сколько же отведено?

В перечне установленных национальных целей первыми идут обеспечение устойчивого естественного роста численности населения Российской Федерации и повышение ожидаемой продолжительности жизни до 78 лет (к 2030 году — до 80 лет). Эти цели не только несут большой гуманистический заряд, но и мотивированы общей социальноэкономической ситуацией в стране. Начиная с 1992 года, в России фиксируется только миграционный прирост населения; естественный прирост отмечался лишь в 2013 и 2015 гг. (в последнем случае учитывался прирост населения в результате воссоединения Крыма с Россией; за 2014 год данные Росстата по неуказанным причинам отсутствуют). В последующие годы естественный прирост вновь сменился естественной убылью.

Если же брать наблюдающийся с 2009 года общий ежегодный мизерный прирост населения, то он исчисляется сотыми и десятыми долями процента, причем убывающими темпами. Таким образом, речь идет не просто о необходимости обеспечить устойчивое увеличение населения, а о потребности переломить негативную тенденцию — а это уже самостоятельная, особая задача. Отметим, что отсутствие естественного прироста наблюдается на фоне различных форм финансового стимулирования рождаемости, поддержки многодетных и молодых семей, и механическое увеличение существующих расходов на эти цели вряд ли даст ожидаемый результат. В этом контексте вполне разумной и логичной выглядит постановка связанной цели — повышения ожидаемой продолжительности жизни с фактических 72,7 (2017 год, последние доступные данные) до 78 лет, однако ее реализация представляется весьма проблематичной. Напомним, что цель увеличения ожидаемой продолжительности жизни уже ставилась в одном из указов Президента Российской Федерации, изданных в мае 2012 года. Несмотря на то, что тогдашние ориентиры были заметно скромнее, они не были достигнуты: вместо запланированных 74 лет срок ожидаемой продолжительности жизни достиг отметки 72,7 года. Никаких принципиально новых решений, которые улучшали бы качество жизни старшего поколения и могли бы способствовать достижению новой амбициозной цели, не принято.

В частности, качество жизни определяется свободным временем, и чем в более раннем возрасте работник выходит на пенсию, тем выше качество жизни граждан страны в целом и шире возможности их самореализации. У нас же, напротив, проведена пенсионная реформа, повергшая в шоковое состояние граждан предпенсионного возраста, принуждающая их существенно корректировать свои жизненные планы и продолжать работать, подвергаясь дополнительным физическим и эмоциональным нагрузкам. С другой стороны, реформа лишает многих работающих граждан старшего поколения потенциального дополнительного источника доходов. Негативное отношение к законодательному повышению пенсионного возраста, естественно, не исключает возможности добровольной занятости лиц старших возрастов (старше 55 и 60 лет), имеющих желание и чувствующих в себе возможности реализоваться на рабочем месте, но это должно быть действительно самостоятельное решение гражданина.

Основным мотивом повышения пенсионного возраста была объявлена необходимость исполнения государственных пенсионных обязательств, включая повышение размера пенсий, однако заметим, что альтернативные концепции решения проблемы не рассматривались, их публичное обсуждение не проводилось. В частности, реформа проигнорировала фактор роста производительности труда, освоения новых технологий, в своем нынешнем виде она не согласуется с другими национальными целями и задачами, поставленными в рамках национальных проектов «Производительность труда и поддержка занятости» и «Цифровая экономика Российской Федерации».

Возможно, сейчас мы решим тактическую, среднесрочную задачу повышения пенсий. А далее? Будем откровенны, работники старше 55 и 60 лет не очень приспособлены к работе на модернизированных и новых высокопроизводительных рабочих местах и к восприятию новых, в том числе цифровых технологий, и законодательное принуждение этой категории населения к труду будет только консервировать научно-технологическую отсталость отечественной экономики. Вот уж действительно,— «секретные шолнеры единой государственной идеи, единого государственного плана»...

И как апофеоз — сравнительный анализ ориентиров и показателей различных стратегических документов. Ни среди показателей национального проекта «Демография», ни в составе показателей национального проекта «Здравоохранение» мы не найдем показателя «Ожидаемая продолжительность жизни», установленного указом Президента Российской Федерации. Среди показателей нацпроекта «Демография» мы можем найти цель: «Увеличить ожидаемую продолжительность здоровой жизни до 67 лет», которую каждый волен трактовать и оценивать по-своему. К примеру, так, что пенсионная реформа уготовила каждому гражданину мужского пола не более 2 лет здоровой жизни после выхода на пенсию.

Да и само понятие «здоровой жизни» субъективно. Как можно измерить ее продолжительность и свести к обобщающему общенациональному показателю? Любопытно, что в тексте национального проекта оговаривается, что термин «старше трудоспособного возраста» употребляется в отношении женщин, достигших возраста 55 лет и старше, и мужчин, достигших 60 лет, и старше. Так с какого возраста уходят на пенсию граждане нашей страны, точнее, с какого возраста они могут переходить на пенсионное обеспечение? На каких исходных данных построены расчеты национального проекта?

Дальше — больше. В пилотной государственной программе «Развитие здравоохранения» поставлена цель увеличить к 2025 году ожидаемую продолжительность жизни при рождении до 76 лет против 78 лет, установленных Указом Президента Российской Федерации (?). Эти сведения взяты из текста пилотной государственной программы, утвержденной 26 декабря 2017 года и размещенной на портале Минздрава России. На специализированном портале «Государственные программы Российской Федерации» (www.programs. gov.ru) до настоящего времени (апрель 2019 г.) размещается версия программы, утратившая силу еще в декабре 2017 года. О каком мониторинге или оперативном контроле реализации гос-программ можно вообще говорить в таких условиях? Вот уж поистине, Правительство «нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собою», но позволяют в любой ситуации рапортовать об успешном достижении поставленных в разных документах целей.

«Почему именно ботинки?»

Формально ни одна из национальных целей не связана с развитием сельского хозяйства, пищевой и перерабатывающей промышленности. На самом деле этим отраслям принадлежит заметная роль в достижении национальных целей в сферах борьбы с бедностью, роста реальных доходов населения, развития экспортного потенциала отечественной экономики. Одной из национальных целей развития Российской Федерации на период до 2024 года объявлено снижение в два раза уровня бедности. Цель поставлена, но не обеспечена соответствующим национальным проектом, масштабы, критерии и индикаторы бедности нигде не определены. Бедных как бы нет, но их количество надо снизить вдвое.

Одним из критериев бедности традиционно считается величина прожиточного минимума. По данным Росстата, в 2017 году денежными доходами ниже величины прожиточного минимума располагали 19,3 млн человек, или 13,2% населения России (по 2018 году имеются только предварительные данные). Основу прожиточного минимума составляет стоимость минимального набора продуктов питания, который является действительно минимальным и по ассортименту, и по объему потребления. Ровно такая же величина отводится на покупку непродовольственных товаров и оплату услуг (суммарно в равных долях). Очевидно, что официальный прожиточный минимум существенно занижен, а действительная численность бедных или нуждающихся граждан заметно выше учитываемой официальной статистикой. По нашему убеждению, действительное число нуждающихся определяется их способностью приобрести стандартный набор продовольственных и непродовольственных товаров и услуг, характерный для модели потребления современного человека, живущего в XXI веке. По своему товарному наполнению и стоимости он существенно превосходит минимальную потребительскую корзину и соответствующую ей величину прожиточного минимума.

Согласно результатам выборочного опроса, проведенного Росстатом в 2018 году среди 60 тыс. домохозяйств, почти 80% россиян испытывают финансовые трудности и вынуждены отказывать себе в покупке вещей первой необходимости: 10% опрошенных сообщили, что не могут себе позволить есть рыбу или мясо хотя бы два раза в неделю, 20% экономят на овощах и фруктах, более 35% не могут купить каждому члену семьи по две пары подходящей по сезону обуви. Последнее обстоятельство вызвало искреннее удивление пресс-секретаря президента России, вызывающее ассоциацию с известной фразой о хлебе и пирожных: «Я затрудняюсь это прокомментировать. Почему именно на обувь? Почему именно трети, и откуда эти цифры?». Половина опрошенных сообщила, что не может себе позволить раз в год ездить куда-либо в отпуск на неделю. Каждая четвертая семья не может пригласить к себе гостей на празднование дня рождения или Нового года.

В любом случае, первоочередной функцией государства по сокращению бедности является гарантированное обеспечение всех слоев населения, независимо от уровня их доходов, минимальным набором продуктов питания (по социально приемлемым ценам либо в любой иной форме). Такое гарантированное потребление продуктов питания получило название «экономической доступности продовольствия». Последняя может измеряться такими показателями, как среднедушевой объем потребления основных продуктов питания (в разрезе основных социальных групп); доля расходов на приобретение продуктов питания в совокупных расходах домашних хозяйств (в разрезе основных социальных групп); доля населения с денежными доходами ниже прожиточного минимума (поскольку в основе его определения лежит стоимость минимального набора продуктов питания); объем внутренней продовольственной помощи.

В одном из документов Комитета по экономическим, социальным и культурным правам ООН отмечается: «Экономическая доступность подразумевает наличие любого механизма приобретения или права, который позволяет людям получать продовольствие, и является показателем того, насколько оно удовлетворяет требования осуществления права на достаточное питание. Социально уязвимые группы, такие как безземельные крестьяне и другие обнищавшие слои населения, могут нуждаться в особом внимании по линии специальных программ». Полагаем, к таким группам российского населения относятся, по крайней мере, граждане, располагающие доходами ниже величины прожиточного минимума.

Задача формирования механизмов оказания адресной помощи группам населения, уровень доходов которых не позволяет им обеспечить полноценное питание, поставлена в Доктрине продовольственной безопасности Российской Федерации. Были утверждены Концепция и план мероприятий по развитию внутренней продовольственной помощи в Российской Федерации. Мероприятия по развитию производства и товаропроводящей инфраструктуры системы социального питания и продовольственной помощи включались в ранние редакции Госпрограммы на 2013-2020 годы, но затем были изъяты. В настоящее время функции по разработке и реализации механизмов продовольственной помощи перераспределены и возложены на Минпромторг России. Согласно последним опубликованным предложениям этого ведомства, ежегодные расходы по программе продовольственной помощи могут составить 335 млрд руб., однако в федеральном бюджете на плановый период до 2021 года средства на эти цели не предусмотрены. Это — минимальные расходы федерального бюджета, необходимые для покрытия дефицита дохода у наименее обеспеченных слоев населения, они, естественно, должны сопровождаться системными мероприятиями по стимулированию общего платежеспособного спроса населения как со стороны доходной, так и расходной частей.

Сейчас амбициозная цель обеспечения продовольственной безопасности Российской Федерации с учетом экономической и территориальной доступности продукции агропромышленного комплекса поставлена в пилотной «Государственной программе развития сельского хозяйства...», но измеряется она совершенно нерелевантным индикатором «Индекс производства продукции сельского хозяйства». И здесь, как мы видим, правительство максимально облегчило себе задачу: цель обеспечения физической и экономической доступности продовольствия будет считаться реализованной, если будет достигнут запланированный темп роста валовой продукции сельского хозяйства. На самом деле, как мы понимаем, экономическая доступность достигается путем скоординированных специальных мероприятий в сферах производства и распределения продовольствия. Это задача — межотраслевая, межведомственная, которая должна решаться в рамках межпрограммного проекта. В пределах компетенции Минсельхоза России должны быть разработаны мероприятия по организации централизованных закупок отечественной продукции для этих нужд (закупки именно отечественной продукции, на наш взгляд, должны быть обязательным условием), на уровне Минпромторга России — мероприятия по ее распределению. В конце концов, одним из мотивов перехода на проектные методы управления была потребность в эффективном решении подобного рода межотраслевых, межведомственных задач, и формат национальных проектов предоставляет для этого необходимый инструментарий. В качестве паллиативной меры можно предложить скорректировать существующую формулировку цели пилотной программы, как не обеспеченную необходимыми мероприятиями и финансированием.

Ожидания и риски

В национальном проекте «Международная кооперация и экспорт» поставлена амбициозная цель увеличения к 2025 году экспорта продукции агропромышленного комплекса по сравнению с 2017 годом в 2,1 раза (210,6%). К 2025 году экспорт продукции АПК должен обеспечить 18% общего экспорта несырьевых неэнергетических товаров (по стоимости). Соответствующая цель в рамках федерального проекта «Экспорт продукции агропромышленного комплекса» включена в Государственную программу развития сельского хозяйства. При этом рост валовой продукции сельского хозяйства в этот же период должен составить 116,3%, т.е. развитие отечественного АПК принимает ярко выраженную экспортоориентированную направленность. Выбор такой модели выглядит, по крайней мере, спорным при наличии более 13 миллионов недоедающих граждан (это по самым скромным официальным критериям), провозглашенного курса на ускоренное импортозамещение и при поставленной цели за этот же период вдвое сократить бедность. Как тут не вспомнить классика отечественной литературы, когда-то написавшего: «.хлеба уродилось столько, что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление».

Вызывает сомнения реалистичность и достижимость поставленной цели по увеличению экспорта в столь значимых масштабах. Средняя цена экспортируемого из России продовольствия (в пересчете на физические единицы) в разы меньше европейской — всего 0,31 долл. против 1-2 долл./кг (для США показатель составляет 0,6 долл., Китая — 1,8 долл./кг). Одна из причин состоит в том, что из России вывозится преимущественно зерно, а из Европы — переработанная продукция. Мировой рынок зерна отличается волатильностью, его емкость ограничена, внешние рынки сбыта российского зерна неустойчивы в социально-политическом отношении.

В этом контексте вполне логичной выглядит другая цель, поставленная в Госпрограмме развития сельского хозяйства,— наращивание производства добавленной стоимости в сельском хозяйстве с частичным переключением на экспорт других видов продукции. Однако Минсельхозом России предложены недостаточно амбициозные плановые значения соответствующего индикатора, которые дезавуируют саму цель. Программой запланирован рост объема произведенной добавленной стоимости с 3694,7 млрд руб. в 2017 году до 5774,3 млрд руб. в 2025 году, т.е. в пределах 156%, или не более чем на 3,75% в среднегодовом исчислении. Это значение находится в пределах таргетируемого уровня инфляции и ниже ее фактического значения в последние годы, что свидетельствует о том, что планируемый объем добавленной стоимости будет расти медленнее ожидаемой инфляции, т.е., по сути, реального роста не будет. Кстати, аналогичные претензии можно предъявить и к другому индикатору Госпрограм-мы: «достижение объема располагаемых ресурсов домашних хозяйств. в размере 21870 руб./чел. в мес. », поскольку планируемый среднегодовой темп прироста доходов также заметно ниже таргетируемого уровня инфляции (примерно 2,25 и 4% соответственно).

С другой стороны, за счет какой продукции предполагается нарастить объемы товарной массы АПК и добавленной стоимости? Наиболее логичным и перспективным выглядит вариант с замещением экспорта пшеницы наращиванием экспорта муки. По оценкам Международного совета по зерну, в сезоне 2017-2018 гг. на долю России пришлось лишь 1,6% (276 тыс. тонн) мирового рынка муки (17 млн тонн), на долю Турции, занимающей первое место, — более 32% (5,45 млн тонн), на долю Казахстана — почти 20% (3,35 млн тонн), хотя до 1993 года эта страна ввозила до 1/3 потребляемой муки из России. Даже Украина по поставкам муки на мировой рынок превосходит Россию более чем вдвое. При этом Турция стабильно выступает вторым по величине импортером российской пшеницы после Египта — 2,5-3 млн тонн в год. Но и здесь надо иметь в виду, что и Турция, и Казахстан долгое время проводили целенаправленную политику поддержки производства и экспорта муки, пока Россия робко стучалась в двери организации, именуемой ВТО, и растрачивала все свои конкурентные преимущества.

В период до 2024 года задача наращивания товарной массы продукции АПК будет решаться в рамках федерального проекта «Экспорт продукции АПК», причем экспорту зерновых отводится не главная роль в этом процессе. По оценкам Минсельхоза России, к 2024 году масложировая отрасль может обеспечить прирост экспорта в размере 5,4 млрд долл., пищевая и перерабатывающая промышленность — 5,2 млрд, рыба и морепродукты — 4,1 млрд, зерновые — 3,9 млрд долл. Мясная и молочная продукция должны обеспечить 2,2 млрд долл. прироста экспорта, прочие товары — 3,5 млрд долл.

Предполагается, что достижение цели роста экспорта сельскохозяйственной продукции в установленных объемах будет обеспечено решением 4-х задач: наращивание товарной массы продукции АПК (в том числе продукции с высокой добавленной стоимостью); создание экспортно-ориентированной товаропроводящей инфраструктуры; устранение торговых барьеров (тарифных и нетарифных) для обеспечения доступа продукции АПК на целевые рынки; создание системы продвижения и позиционирования продукции АПК. Планируется, что минимальный прирост объема экспорта на один рубль государственной поддержки (индикатор эффективности мер поддержки экспорта продукции АПК) составит к концу периода реализации проекта 6 рублей.

На создание новой товарной массы продукции АПК в период 2019-2024 гг. предусмотрены расходы федерального бюджета в объеме 345,5 млрд руб. из общей суммы в 406,8 млрд руб., выделяемой на реализацию федерального проекта «Экспорт продукции АПК». Для этого создается еще один новый, очередной управленческий инструмент — так называемая комплексная программа международной конкурентоспособности (КПМК). Последняя предусматривает заключение соглашений между государством и бизнесом,направленных на оказание адресной поддержки экспортно-ориентированным производствам. До конца 2019 необходимо разработать нормативную базу и утвердить не менее 50 КПМК, в том числе: по зерновым и прочим продуктам — 16, продукции пищевой перерабатывающей промышленности — 14, по масложировой продукции — 10, по рыбе и ракообразным — 10 (при этом, кстати, связи федерального проекта с государственной программой «Развитие рыбохозяйственного комплекса» не установлены). В общей сложности за период 20192024 гг. планируется заключение не менее 100 соглашений в рамках КПМК.

Предполагается, что в КПМК будут перечислены участники проекта, сформулированы ожидаемые результаты и целевые индикаторы программы, проведен анализ состояния рынков сбыта и его емкость, степень насыщенности, потенциал роста и перспективность рынков, условия, необходимые для обеспечения выполнения КПМК, обоснованы тактика конкурентной борьбы и механизм продвижения продукции на рынок. Но все это — в перспективе и в ожиданиях, а вот риски продвижения продукции АПК на внешние рынки очевидны. В свое время Россия поставила себя в заведомо невыгодное положение на мировых продовольственных рынках и сформировала неблагоприятные исходные условия, отказавшись от права использовать экспортные субсидии при присоединении к Соглашению по сельскому хозяйству ВТО. Стратегию принесли в жертву политической конъюнктуре. До недавнего времени такие субсидии использовали практически все страны ОЭСР (включая Австралию, Евросоюз, Канаду, Новую Зеландию, Норвегию, США, Швейцарию, Бразилию, Израиль, Мексику, Турцию), что дало ощутимые преимущества национальным экспортерам и позволило им завоевывать наиболее привлекательные рынки. Даже после подписания Найробийского решения, отменившего использование экспортных пошлин, остаются некоторые окна возможностей для их применения до 2020 года, что также может быть использовано конкурентами для закрепления на старых и освоения новых рынков.

Значительная роль в наращивании экспорта продукции АПК, как мы видели, отводится продукции животноводства. Действительно, в 2018 году экспорт мяса и пищевых мясных субпродуктов вырос в сравнении с предыдущим, 2017 годом более чем на 25% (по стоимости) — с 324 до 407 млн долл. США. Но при этом производство мяса росло куда более низкими темпами, всего лишь на 2,5% — это самый низкий рост с 2006 года. Продолжает снижаться поголовье крупного скота, в том числе коров, впервые за долгие годы снизилось поголовье птицы (по всем категориям) в сельскохозяйственных организациях. Таким образом, складывающиеся тенденции на стороне предложения пока не создают устойчивой базы для наращивания экспортного потенциала.

Неоднозначная ситуация складывается и на стороне спроса на российскую животноводческую продукцию. Рост российского экспорта мяса и мясопродуктов в последние годы во многом связан с освоением специфических товарных и ценовых ниш. Соответствующие сегменты рынка ограничены во времени и пространстве. Скажем, в истекшем году значительно, если не сказать невероятно, вырос экспорт баранины — в 27 раз, с 460 тонн до 12,4 тыс. тонн. На самом деле, здесь сыграл свою роль эффект низкой базы, поскольку основная масса баранины была поставлена на иранский рынок, ранее закрытый для отечественной мясной продукции; очевидно, в последующие годы этот рынок сбыта не будет расти столь же высокими темпами. В структуре экспорта свинины и мяса птицы велика роль субпродуктов и сопутствующей продукции (лапок и но- жек). Конечно, это вполне допустимый и прибыльный канал вывоза продукции, однако расширение таких экспортных поставок возможно только при условии реализации соответствующих объемов основной мясной продукции, что при закрытых внешних рынках и ограниченном внутреннем платежеспособном спросе весьма проблематично. Немаловажно, что закрытость внешних рынков определяется не только существующими торговыми соглашениями и устойчивыми связями, но и ценовой конкурентоспособностью, а также качеством продукции и ее безопасностью.

И самое главное — пока экспорт мяса и мясопродуктов значительно меньше его импорта, покрывающего дефицит мясной продукции на внутреннем потребительском рынке. Наигравшись в импортозамещение, правительство переключилось на новую забаву — экспорт продукции АПК, отодвинув на второй план потребности собственного рынка продовольствия.

В чем же тайна ключика...

Мы затронули лишь незначительную часть противоречий и нестыковок, которые выявляются даже при самом поверхностном анализе разработанных в последнее время документов стратегического планирования. Эмпирическим путем выявляется, что пересмотр «правил игр» осуществляется примерно каждые два года — при том, что горизонт планирования государственных программ охватывает не менее восьми лет. Сейчас мы используем понятия национального проекта, федерального проекта, приоритетного проекта, регионального проекта, государственной программы Российской Федерации, пилотной государственной программы Российской Федерации, государственной программы субъекта Российской Федерации, комплексной программы международной конкурентоспособности. Каждый из этих инструментов оперирует своим набором индикаторов, разрабатывается по своим правилам, что не позволяет проводить сквозной мониторинг и оценку результатов их реализации. Прежде всего, необходимо стабилизировать и должным образом структурировать нормативно-правовую базу и соответствующий набор инструментов стратегического планирования. Впрочем, «как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история? Как ему обсуждать правительственные мероприятия, не владея ключом их взаимной связи?»